первую помощь. Или реанимировать. Или делать еще что-то совершенно неуместное.
Доктор Гога переходит на интеллигентскую рысь, а Роза не унимается и вопит пуще прежнего:
– Сюда!! Скорее!!!
Пыхтящий Гога тормозит на краю. Комья земли сыплются вниз из-под ботинок. И он видит, что яма пуста.
– В чем дело, Роза? – раздраженно спрашивает он.
– Вот… могилку вырыли! – рыдает Роза. – Будут папу хоронить…
– Папа твой жив! – уже почти орет Гога. – Я его утром видел!!! Час назад!!! Мля!
– Ничего – успокаивает его Роза, – скоро немцы придут и убьют. Всё равно хоронить…
Проходит неделя. Мы, несколько докторов, и Гога тоже, после обеда, бездумно пересекаем территорию сумасшедшего дома.
Роза выворачивает из-под солнца. Как опытный, беспощадный истребитель. И жертву она намечает сразу и безошибочно.
– Доктор Гога! Спасибо! Большое спасибо!
– За что спасибо? – подставляется расслабленный послеобеденным временем Гога.
– За лечение спасибо! – истово говорит Роза. – За таблетки ваши сраные! За уколы! Вся жопа уже в шишках! Колите, колите, всех не переколете, суки, чтоб вас самих так лечили от триппера!
После этого Роза поворачивается к нам спиной, и ловко сдернув пижаму, демонстрирует пресловутые шишки. Все это не мешает ей одновременно приплясывать и громко петь:
– Эх, бляди партейные
Обыскивать пришли.
Заряжённого нагана
На окошке не нашли!
Мы позорно спасаемся бегством…
…Сегодня, дежуря по Дурдому, я захожу по делам в Розино отделение.
Медбрат, человек-гора в белой куртке, сообщает, что Роза обругала не того, кого нужно и на неделю лишена выходов.
– Мы уже больше не можем! Что за пытка! Невозможно работать. Это же не ей – это нам наказание! – причитает брат милосердия, всхлипывая. – Она нам просто делает вырванные годы своими вопросами!
– Вот только этим и спасаемся, – медбрат указывает сосисочным пальцем на огромный рукописный плакат, присобаченный пластырем на стекло сестринского поста.
Тут в коридоре появляется Роза. Мутный взор её светлеет, она подкатывается к медбрату и одним громким шмыгом втягивает слюнки в рот, готовясь задать вопрос. Медбрат выкатывает грозно глаза и, молча, тычет ручищей в плакат. Роза читает. Мрачно думает всем лицом. И не вымолвив ни единого слова, бредет в свою палату.
– Вот так – каждые пять минут, – злобно говорит медбрат, потроша стрип с таблетками.
Я любуюсь плакатом. Там написано по-русски:
«Роза! Папа жив!! Будет завтра!!! Немцы не придут!!! ИДИ СПАТЬ!!!!»
Так выпьем за тех, кто даже в минуту наших заблуждений умеет указать нам самый верный и краткий путь.
12. Несвятой Георгий и три богатыря
(Быль)
В стародавние времена, когда по Святой Земле еще носились взад-вперед толпы рыцарей и сарацинов, конкурирующих в бескомпромиссной борьбе за гроб господень и святой Грааль, невозможно было бы и предположить, что в начале двадцать первого века, в солнечной столице южного округа, трое юношей снова вознесут к ликующим небесам знамя рыцарства и честного богатырства.
Впрочем, лучше начать, как всегда с середины…
Метадон-Центр притулился на границе огромного торгового комплекса. Место устраивает всех. Довольны и сотрудники, и наркозависимые пациенты, и дилеры, поддерживающие эту зависимость.
Мы ведь тут выдаем (под строгим медицинским контролем!) метадон наркоманам, чтоб они не покупали героин на улице. Так сказать, заместительная терапия.
Публика у нас еще та. Есть, кстати, очень приличные и интересные люди, мастера на все руки: художники и убийцы, свидетели Иеговы и педикюристки, собакозаводчики и сутенёры, аферисты и библиотекари, сумасшедшие и члены политических партий, бывшие военные моряки и альфонсы, карбонарии и негры-иудаисты, плясуны на канате и карточные шулера, et cetera, et cetera…
Народ все больше бывалый, тертый и местами творческий. Из наших пациентов с волшебной легкостью можно было бы сколотить и театральную труппу, и пару махновских банд.
Все они поклоняются одному демону по имени Героин. А чтобы поклонение это не наносило непоправимого урона им и цивилизации – мы выдаем им метадон вместо героина. Шило на мыло, конечно… Но мылом, по крайней мере, никого не убьёшь, в отличие от хорошо заточенного шила.
Не все так просто, в Метадон-Центре есть и правила. В частности, если кто выпил винца али водочки, то метадона в этот день он не получит, ввиду опасности для здоровья. Чтоб, гад, не перестал дышать, под нашу ответственность. А что такое не дать наркоману его законную дозу, знает только тот, кто выжил, пытаясь это сделать.
…Так вот. Есть у нас один клиент. Звать его Гоня. Отбыл срок за убийство, еще на доисторической родине. Живет с подругой, такой же лихой наркоманкой, как и он сам. Не работают оба. Бесшабашно болеют всеми болезнями, передающимися через шприц. Периодически попадают в полицию. Охотно дерутся друг с другом и всеми желающими. Подруга проституирует понемногу. Гоня сутенерствует. Словом, все как у людей. Но этого явно мало – они еще и бухают.
Бывало, мы лишали Гоню метадона, поймав его на пьянстве хитрым прибором – алкотестером с трубочкой. Каждый раз это был скандал, угрозы, плач и слезы. Но в Центре-то у нас есть охранники, и вообще это игра на своем поле… Пошумев, Гоня не солоно хлебавши уходил.
…В тот день Гонина подруга заявилась с утра с синей мордой и мокрыми от слез глазами. Пыльные, исцарапанные ноги держали её с трудом. Руки её совершали приятные глазу махающие движения из пьесы Чехова «Чайка».
Утеревшись, подруга горестно поведала, что Гоня никак не может прийти за своей дозой, поскольку сбит грузовиком и лежит дома в гипсе. На допросе с пристрастием верная подруга сдала Гоньку с потрохами.
Никого грузовика не было и в помине, это верно. Но зато при попытке перевести через улицу слепую старушку, произошло спотыкание и падение со сломом руки и рёбер.
Допрос продолжился, и вместо нелепой и изначально недостоверной слепой старушки появились террористы, пытавшиеся Гоню похитить, сломавшие ему руку, но трусливо бежавшие при виде полиции. Террористов сменили пришельцы, пришельцев – масоны, масонов – падение планера…
Примерно через час, устав от творчества, Гонина подруга сухо сообщила правду. Гоньку просто-напросто отдубасили свои же братки-наркоманы, не поделившие с ним что-то материальное. Правда-то правдой, но прийти в Центр он все равно не может. Ну, никак!
После краткого совещания у руководства было решено навестить Гоню дома и при необходимости дать ему метадон непосредственно. Отобрали троих самых храбрых и надежных. Три богатыря, три рыцаря в белом, без страха и упрека, благородные доны… Словом – Мальбрук в поход собрался…
Я лично, в качестве Ильи Муромца, как самый толстый согласился возглавить это анабазис. Добрыней Никитичем вызвался быть социальный работник Меир, не говорящий по-русски. Алешей Поповичем стал опытный и ловкий санитар Алекс.
Прихватив с собой латы тяжкие да мечи булатные, в смысле – тонометр, фонендоскоп, алкотестер и бутылку метадона, богатыри загрузились в «мазду» Алеши Поповича и отправились по адресу. Воевать супостата!
…Трехэтажный дом, квартир на двадцать, производил впечатление умирающего в болоте слона. Мы нашли стоянку в сотне метров от хобота. Возле подъезда в районе правой задней ноги пожилая марокканка вешала белье.
– Квартира восемь здесь будет, мадам? – вежливо спросил Добрыня.
– А кого вы ищете? – ответила марокканка вопросом на вопрос (иногда марокканки поразительно напоминают одесситок)…
– Да, так, одного русского… Георгием кличут…
– Георгия? Гоню-наркомана с его потаскухой? Да еще как знаю! Всему дому от них нет покоя, одни пьянки-гулянки, чтоб им сдохнуть! Заберите их обоих, да не выпускайте, ради бога! Сил нет никаких, замучили черти проклятые, чтоб их, выблядков, повывернуло кишками на забор…
Нет смысла цитировать все слова и выражения, произнесенные тогда этой почтенной донной, но она явно приняла нас за полицейских агентов в штатском, явившихся арестовывать разнузданную парочку. Мы не стали её разочаровывать и, сохраняя зловещее молчание, поднялись на третий этаж.
Прислушавшись, постучали в дверь, искалеченную множественными осложненными переломами, всем своим видом взывающую к милосердию. Через несколько секунд тишины кто-то, громко застонав, начал
